нем напрямую. – Он заметил, что при этих его словах Маккендлесс и Демпстер переглянулись, но проигнорировал их – момент был неподходящий для соблюдения иерархических протоколов.

– А как быть со слежкой за Коббом Маккендриком, сэр? – спросил Поллок.

– У нас сейчас нет времени отвлекаться на предполагаемые политические интриги ради удовлетворения капризов Скотленд-Ярда. – Хайд повернулся к остальным полицейским. – Джентльмены, я хочу, чтобы вы рассматривали убийство нашего по-прежнему безымянного повешенного и убийство Сэмюэла Портеуса как два отдельных преступления. Детектив-сержант Маккендлесс возглавит группу, расследующую дело повешенного, а детектив-сержант Демпстер будет старшим над теми, кто займется делом Портеуса. Расследования будут идти по двум разным линиям, но, учитывая особую жестокость, с которой совершены оба преступления, и общий элемент – тройственную смерть, – я предполагаю, что вскоре эти линии пересекутся. Что-то мне подсказывает, что два убийства – работа одного маньяка.

Хайд покинул участок около десяти и отправился домой. Ночь сгустилась, но, вопреки обыкновению, в этот раз не принесла с собой похолодания, воздух был не по сезону теплым и влажным, небо задернули облачные занавески, скрывшие звезды, лишь луна виднелась сквозь них зыбким молочным пятном.

Тем не менее Хайду вздумалось прогуляться пешком по улице Нортумберленд, невзирая на поздний час. Возможно, давали о себе знать усталость и долгое пребывание в душной, прокуренной комнате для совещаний, но голова раскалывалась, и он впервые с тех пор, как перестал принимать прописанные Портеусом препараты, ощущал странные признаки надвигающегося припадка.

Полицейская карета ждала его у края тротуара. Хайд постоял несколько секунд в замешательстве, пытаясь справиться с пугающим, но уже привычным чувством нереальности, которое всегда предшествовало приступу. Возможно, подумал он, двадцатиминутная прогулка на ночном воздухе пойдет ему на пользу, и отпустил кучера.

Хайд не слишком удивился, когда озябшие плечи Эдинбурга начал кутать плащ из тумана – вода в необычно влажном и теплом ночном воздухе сконденсировалась на холодном ветру с залива и смешалась с копотью из промышленных труб, надымившихся за день. Однако, дойдя до западного конца улицы Принцев, он все же озадаченно отметил про себя, что туман сгустился как-то чересчур уж быстро и плотно, превратив газовые фонари в бледные, окутанные тусклым ореолом бутоны на черных, едва различимых стебельках-столбиках.

К тому времени, как капитан добрался до пересечения улицы Принцев с Гановерской, то есть на полпути к дому, мглистая ночь сделалась почти непроницаемой для взора, и Хайду, который чувствовал себя почти ослепшим, теперь приходилось то и дело останавливаться, чтобы разобраться, в каком направлении следовать дальше.

Его неуверенная поступь совсем замедлилась, и холод пробрал до костей, когда вдруг донесся приглушенный расстоянием собачий вой, совершенно неожиданный в этом районе. Словно дикий зверь из далеких дебрей хотел докричаться до города. Хайд на миг затаил дыхание – снова раздался вой. Затем воцарилась тишина.

Медленным неверным шагом он продолжил путь, но не успел пройти и двух десятков ярдов, как его остановил другой звук – мужской голос, прозвучавший гораздо ближе.

– Кто станет мне провожатым? – взывал где-то впереди человек, затерянный в вихрящейся мгле. – Я не вижу дорогу!

Хайд похолодел – он узнал этот голос, – и в следующую секунду, вытянув руки перед собой, заспешил в том направлении, откуда доносился призыв.

– Я не вижу дорогу! – повторил человек.

Хайд еще ускорил шаг, бросился к источнику голоса и был наказан попавшимся под ноги невидимым в тумане бордюром. Обретя равновесие и вернувшись на тротуар, он увидел фигуру – чернильно-черную тень, зыбкое пятно на фоне графитовой мглы. Фигура медленно удалялась от него.

– Стойте! – окликнул Хайд и бросился догонять призрак, вытянув руку в сторону и касаясь пальцами холодных прутьев какой-то ограды, чтобы не сбиться с пути.

– Я не вижу ничего, – жалобно сообщил призрак. – Кто-нибудь подаст мне руку?

Сердце Хайда гулко заколотилось в груди – сомнений не было, он действительно узнал этот голос. Капитан рванул вперед, быстро сократив расстояние между собой и черной фигурой – теперь было видно, что это человек в плаще с капюшоном, накинутым на голову. Хайд схватил человека за плечо, и тот остановился, но не обернулся – так и стоял к нему спиной, а потом, по-прежнему не оборачиваясь, поднял руки и скинул капюшон.

Хайд едва сдержался, чтобы не вскрикнуть, когда на него воззрился Сэмюэл Портеус знакомыми изумрудно-зелеными глазами, которые как по волшебству восстановились на лице. Но лицо это было неестественным образом повернуто назад – оно находилось на месте затылка.

– Сэмюэл? – проговорил Хайд с недоумением, которое затмило страх.

Человек развернулся. Теперь на капитана смотрел другой Портеус. У призрака были два лица на одной голове. То, которое сейчас было обращено к Хайду, вместо глаз имело два черно-багровых провала, из них сочилась кровь, стекая ручейками по мертвенно-бледным щекам.

– Прошу тебя, Эдвард, будь моим проводником – я ничего не вижу.

Хайд попятился от ужаса, но призрак схватил его за запястье с нечеловеческой силой и рванул на себя так, что в следующий миг окровавленное лицо оказалось в дюйме от лица капитана.

– Duo in unum occultatum, – прошипел Портеус. – Duo in unum occultatum. – А потом, в полный голос, четко и ясно сообщил: – Я – Янус!

Хайд, собравшись с силами, выдернул руку из хватки призрака. Резкое движение заставило его потерять равновесие – вскрикнув, он повалился на спину и думал, что сейчас призрачный Портеус на него снова набросится, но тот отвернулся. Аицо на затылке злобно уставилось на Хайда изумрудно-зелеными глазами, затем его скрыл поднятый Портеусом капюшон. Призрак шагнул в туман и растворился во мгле.

Когда Хайд встал на ноги, снова раздался отдаленный звериный вой. Туман, небывало густой и темный, казался населенным черными тенями, которые перетекали одна в другую, сливаясь и разобщаясь в непроницаемой тьме. Хайд вытянул руку, ища ограду или каменную кладку дома, чтобы идти на ощупь, но пальцы схватили лишь набухшую мглой пустоту.

Он понял, что находится в каком-то ином месте, другом мире.

По необъяснимой причине все его существо вдруг охватил панический страх. Никогда в жизни Хайд не чувствовал себя таким одиноким.

В мгновение ока, словно некий исполин дунул на город, налетел очищающий ветер и принялся рвать туман в клочья, взвихрил серые ошметки над ландшафтом, они задрожали, заколыхались и начали рассеиваться, открывая окрестности взору.

Хайд был уже не в Эдинбурге.

Он стоял на склоне обширной, выметенной ветрами горной долины, которую с двух сторон обступили скалы с лысыми макушками, на их вершинах не было зелени – ни травы, ни деревьев. Он узнал пейзаж из своего